АвторизацияВойдите на сайт и станьте частью богатой футбольной жизни
Нет аккаунта?Зарегистрироваться
31.05.2020, 17:51 9
Полузащитник «Баварии» делится своим жизненным опытом.

«Мертезакер – он как дружелюбный Шварценеггер». Авторская колонка Сержа ГнабриНикогда забуду свою первую встречу с Арсеном Венгером.

Мне было 16 лет. Мне только что исполнилось 16. Я нервничал, потому что покинул Германию и перебрался в незнакомую мне страну. Я жил в деревне с населением в 6 тыс. человек, а теперь я – в огромном клубе. Давайте я вспомню один пример, чтобы показать, как мне это было странно: когда я впервые прилетел в Лондон на пробы, меня с родителями встретил водитель на черном BMW. Стоило мне завидеть эту машину, как я потерял дар речи.

«Мертезакер – он как дружелюбный Шварценеггер». Авторская колонка Сержа Гнабри


Напоминаю: я из Германии. У нас тут BMW на каждом углу. Но эта была черная и блестящая. Я глянул на маму и как бы сказал: мы будто в кино оказались.

Я был в восторге.

Ну ладно, вернемся к Арсену…

Я зашел к нему в офис с родителями, и Арсен первым делом сказал: «Добро пожаловать, Серж, как дела?» Я не знал, что делать, и просто улыбался и улыбался, не в силах остановиться. «Чувак, хватит лыбиться. Пожалуйста, хватит, стыдно должно быть!» – крутилось у меня в голове, но сделать я ничего не мог.

И я улыбался. За всю встречу я не произнес больше десяти слов, наверное. Я только думал: «Ух ты, Арсен Венгер знает мое имя».

Только когда он обратился ко мне, я осознал, что все это не понарошку.

Я помню, как он рассказывал про коридор. Дело в том, что на тренировочной базе есть такой проход, который разделяет молодежную зону и взрослую. И он рассказывал, что надо усердно трудиться, чтобы попасть на другую сторону. А я слушал и думал, как круто он обо всем вещает. Всё так близко, что можно пересекаться с футболистами, которые всё время мелькают по телевизору. Можно смотреть, как они заходят в раздевалку, но следовать за ними еще нельзя – не заслужил.

Чтобы дойти до конца коридора, нужно трудиться в два раза усерднее.

Пока Арсен об этом говорил, я видел одобрение на лице папы. Его мимика как бы говорила: «Вот именно, точно! Разъясни это моему сыну, Арсен!»

Я не знаю точного слова, которое бы описало мое состояние. Наверное, «хайп».

Я улыбался и кивал, а тем временем папа продолжал агрессивно соглашаться со всем сказанным. В конце концов он произнес вслух: «Да, я то же самое ему говорил, Арсен! Работай усерднее! Я то же самое говорю!»

Хех, смешно, что уж там. Мне было так стыдно! Что ты говоришь, папа, помолчал бы!

Вы должны понять моего отца и его характер. У меня есть две стороны: я очень горжусь своим немецким наследием, то есть моей мамой и ее семьей. А вот папа – это моя ивуарийская сторона. Он перебрался в Германию еще молодым человеком, и это сказалось на его мировоззрении. Когда я был еще маленьким, каждый вечер он уединялся с телефоном час на два, беседуя со своими братьями и сестрами из Кот-д’Ивуара. Так он расслаблялся. И это – еще до сотовых телефонов, а значит, он постоянно врывался в мою комнату и требовал, чтобы я перестал трепаться с другом. Тетушка звонить будет!

«Мертезакер – он как дружелюбный Шварценеггер». Авторская колонка Сержа Гнабри


А после – приглушенный звук французского языка, раздающийся из другой комнаты. И смех. Не знаю, как он справлялся. Он был иммигрантом, и он смотрел на жизнь иначе. И первое, чему меня научили в семье, это том, что работать надо в два раза усерднее. Из-за цвета моей кожи.

Они повторяли это так часто, что я уже не мог это слышать. Мы жили в небольшой деревеньке неподалеку от Штутгарта, и напрямую я никогда с расизмом не сталкивался. Конечно, в школе я отличался от других, но я не чувствовал себя другим.

Папа постоянно вторил: «Если хочешь, чтобы тебя приняли, работай усерднее. Не дай им подумать, что ты лентяй».

«Усерднее», «усерднее»… я до сих пор слышу эти слова.

Мы часто использовали тренировочное поле в моей деревне. Когда мне было 11-12, он заставлял меня практиковать дриблинг, проникать в штрафную и пробивать в девятку. Мы тысячи раз проделывали это на том маленьком искусственном поле в Вайсахе.

«Если ты научишься этому приему, будешь много забивать» – он любил говорить. А когда я идеально все выполнял, он говорил: «окей, снова».

И опять то же.

«Окей, снова».

У отцов есть чутье, мне кажется. Они видят будущее. И сейчас это – мой фирменный прием. Внутрь – и ударить что есть мощи.

Я оттачивал его с девяти лет до 15. Только я и он, одни в парке. И бывало, что я не хотел ничего делать. Мне было 15, я хотел потусить с друганами. Я хотел кино какое-нибудь посмотреть. Я хотел нормальную жизнь.

Но если копнуть глубже, я понимал, что я действительно хочу делать. Я хотел жить мечтой. Просто всегда нужен кто-то, кто будет напоминать, как этого добиться. Не будь у меня моего отца, я бы ничего не добился. И дело даже не в тренировке и футболе, а в моем характере.

Сложно объяснить, каково это, когда в один ты 15-летний паренек без денег, а в другой – 17-летний футболист АПЛ с тяжелыми карманами и вниманием прессы.

Вот ты с друзьями включаешь телевизор, а там – Месут Озил, твой кумир. Затем, спустя два года, ты попиваешь кофе с ним. Ты смотришь, как он отдает голевой пас Криштиану на Эль Класико. Затем он – прямо перед тобой, спрашивает, как дела. Это нереально. Как тут не измениться?

Как не забыть себя?

Я помню, как строго со мной обращался Пер Мертезакер, хотя его намерения были благие. В «Арсенале» он был моим старшим братом, и как бы хорош я ни был, как бы ни пахал, он всегда говорил…

Так, стоп. Вы ничего не поймете, пока не узнаете Пера. Вы должны слышать его голос, видеть его лицо. Пер – наиприятнейший человек на земле. А еще он – самый что ни на есть стопроцентный немец. И все, что он говорил, звучало тяжело. Он высокий, и когда он смотрит на себя с высоты своего роста, это немного пугает. Впрочем, он же о тебе думает, он не злой. Не знаю, как это в английском расписать… представьте себе очень дружелюбного Арнольда Шварценеггера.

Такой вот Пер. И не важно, что ты делал на тренировке, он всегда подходил и начинал орать: «Серж, не забывай, откуда ты! Ты из Штутгарта! Скромнее, скромнее, скромнее! Серж, ты типа теперь хорош стал, да? Надо знать своё место! Скромнее!»

Ха-ха…

Что бы я ни делал: «СЕРЖ!»

А потом он вел себя совершенно спокойно. Очень приятный человек.

Дело в том, что Пер знал, как все меняется. Когда тебе 15, ты просишь у родителей деньги на карманные расходы. Затем тебе 17-18, а у тебя больше денег, чем у всей твоей семьи. Как с таким справиться? Помню, как прорвался в основу и стал покупать всякое барахло. Косметичка за 600 фунтов, обувь Кристиана Лубутена, «ролексы».

Это и сломило моих родителей. Они хотели побеседовать со мной, и я понимал, что что-то грядет. «Серж, ты ведь понимаешь, что это не навсегда, – начала мама. –Ты не можешь так тратить свои деньги. Нужно жить умеренно, потому что рано или поздно все падают».

И спустя пару недель я упал. Всё было не так: я травмировал колено и не мог ничего делать восемь месяцев. Время замерло. Когда я вернулся на поле, я не мог пробиться в основу. Раз – и я уже в «Вест Броме» в аренде.

«Мертезакер – он как дружелюбный Шварценеггер». Авторская колонка Сержа Гнабри


Мама как в воду глядела.

А давайте обсудим «Вест Бром».

Знаете, что смешнее всего? Обо мне много писали в газетах, много судачили про мои отношения с тренером, а сам я до сих пор толком ничего не понял.
Когда я оказался там, я был настроен позитивно. Я выбрал «Вест Бром», потому что тренер, казалось, был во мне очень заинтересован. Да, я не был готов на 100%, я все еще отходил от травмы. И я был атакующим игроком, а «Вест Бром» хотел играть иначе. Но… зачем тогда я тебе нужен? В конце матча с «Челси» я получил свои 15 минут, а затем я вообще в команду не попадал. Шесть месяцев я сидел на трибунах, ругая себя и не понимая, что я сделал не так.
Я был далек от идеала. Мне было 19. Я ошибался на тренировках. Но честно – и я правда не вру – я выкладывался на 100%. Я в этом не сомневаюсь.

А затем я стал читать о себе: ленивый, не в форме, не тот уровень… было очень тяжело.

Как можно смириться с тем, что тебя называют «ленивым» – и это после всего, что для меня сделал отец?

Это меня и изменило. Тогда я открыл для себя новую эмоцию: злость. Стопроцентную неразбавленную злость.

Когда у тебя такой период в карьере, ты включаешь телефон, а там меньше пропущенных звонков. Люди ведут себя иначе. Чувствуешь себя одиноким. Тогда-то ты понимаешь, чего реально стоит твое окружение. Мои родители, мои друзья – они никогда меня не оставляли. Но многие другие оставили.
Тогда начинаешь по-другому вспоминать жизнь.

Дни с отцом в парке. Его наставления о том, как надо работать – и как я закатывал глаза. Как мама обещала, что всему приходит конец. Как Пер учил меня быть скромнее. Арсен и его коридор. Эти слова звучат иначе, когда смотришь на жизнь через призму нового опыта.

Мне нужно было сделать шаг назад для того, чтобы шагнуть вперед, в свое будущее. Всё изменилось после того, как я вернулся в Германию и стал играть за «Вердер» и «Хоффенхайм». Я изменился как человек, не как футболист. Это что-то, вернуться домой, к друзьям и клубам, которые честно хотели видеть меня в составе.

Футболист всегда хочет одного – играть. Может, вы не понимаете, как сильно это желание. Когда не играешь, время останавливается. И эти два месяца карантина напомнили мне о том, что я уже испытывал. Я подписал контракт с «Баварией», играл в Лиге Чемпионов… я был с лучшими, а затем… ничего.
Мы сидим на диване. Мы тренируемся через Zoom. Это фантастика какая-то!

«Мертезакер – он как дружелюбный Шварценеггер». Авторская колонка Сержа Гнабри


Когда жизнь остановилась, я стал тренироваться дома, и все чаще стал думать: «стоп, я правда ли играю за «Баварию»? Это взаправду все?»

И я снова вынужден сделать паузу в повествовании, потому что когда я говорю о том, что быть в «Баварии» – это мечта, вы должны понимать, что я имею в виду. Это все намного серьезнее. Когда мне было 9, мы ездили в Дортмунд и Мюнхен на большие соревнования. Как-то мы играли против молодежки «Баварии». И стоило им выйти в своей красной форме, как у меня округлились глаза. «Вау, что может быть круче? Когда-нибудь и я… когда-нибудь я сам примерю эту форму».

В следующем году я возвращался домой с турнира, а отец с каменным лицом сообщает, что один из тренеров «Баварии» зовет меня к себе. Я не успел отреагировать, как он продолжил: «Но ты остаешься со своими родителями. Мы в Мюнхен не едем. Тебе десять лет».

Я плакал всю дорогу домой. Я был подавлен.

И вот теперь, сейчас, носить красную футболку… это невероятно. Но это не только моя заслуга. Я играл с другими ребятами в молодежке: Киммих, Горецка, Зюле. А Давид Алаба стал близким другом для меня. И когда у меня возникают проблемы с мотивацией, я просто смотрю на этих ребят и думаю: «Ты понимаешь, что ты – в основе «Баварии»? Ты и твои кореша… вы здесь. Ты это осознаешь? Безумие».

Мы все выбрали разные пути, но все мы прошли до конца того коридора.

Я не воспринимаю этот шанс, как должное, особенно после карантина. И футболисты, и фанаты чувствовали эту пустоту, правда ведь?

В социальных сетях я видел одну фразу, очень точную: «Футбол – самая важная неважная вещь в жизни».

В мире столько всего творится, и футбол – это просто игра. Но эта игра объединяет людей. Когда ты с мячом, все не так плохо. Не важно, кто ты и где ты.

Я помню, как впервые познакомился с семьей отца в Кот-д’Ивуаре. Мне было 13, и я играл в футбол с одним из моих кузенов. Трава – по колено, а я еле говорил по-французски, но нам и не нужно было ничего не говорить. Нам было просто весело играть с мячом.

Самая важная неважная вещь в мире.

Так и есть.

До встречи. Серж.

Автор: Серж Гнабри
Перевод и адаптация Денис КОШЕЛЕВ
+4
Автор: Pavel SoloveyФото:

Сейчас читают

Загрузка...
ТОП10

Топ комментаторов в статьях и новостях (за 30 дней)